ты во тьме совсем один,
и никому нет до тебя дела, никого нет рядом

но увидел ли ты огни сигнальных ракет, рассекающие небо?

[indent] В подземельях обычно все мерзнут, а мне душно. Горло словно стягивают веревкой, и хочется кашлять, надрывно, выплевывая гланды и легкие наружу. Натягиваю рукава кофты под мантией на ладони, зажав руки между ногами. Эта привычка раздражает, но так я чувствую себя в безопасности. Мнимый комфорт. Передергиваю плечами, тяжело вдыхая спертый воздух кабинета зельеварения и осматриваюсь, стараясь не пересекаться взглядом с однокурсниками. Их голоса сливаются в белый шум – смысл никак не цепляется за сознание. Последствие бессонной ночи и черепно-мозговой травмы, а может и вовсе из-за отсутствия еды – я не голодна –  подсознательно убиваю себя. 

[indent] С тревогой посматриваю в сторону двери  – профессор Слизнорт начал занятие, а Кэмерон так и не появился. Дрожащими пальцами переворачиваю страницы в потрепанном учебнике, который мне отдал Сириус. Пытаюсь сосредоточиться на буквах, но они расплываются перед глазами. Моргаю. Сердце сдавливает спазмом. Не могу сконцентрироваться без Дэвидсона. Мне бы пора научиться справляться с учебой без него, но я не могу. Машинально с силой и долго давлю на запястье – боль расходится электрическим разрядом по венам, а дрожь волной по спине. Кровь проступает поверх бинта, поэтому снова натягиваю кофту на ладони. Слизнорт объясняет тему, но я по-прежнему не улавливаю суть. Несколько раз перечитываю раздел, усердно вникая в написанное, но слышу лишь собственное сердцебиение, которое с каждым вдохом становится громче.

[indent] Это совершенно не похоже на Дэвидсона. Он же не прогуливает. Хотя за лето могло многое измениться. Три месяца – огромный отрезок жизни. За последние три недели лета со мной успело произойти столько, что не уместить даже в получасовом рассказе. Но мне неуютно, когда по левую сторону от меня место пустует. Нет предохранителя между мной и слизеринцами. Нет, не так. Нет того, кому я верю, между мной и остальными. Ерзаю на месте.

[indent] - Генри, - не сразу понимаю, что профессор обращается именно ко мне. Сколько длится урок? Поднимаю на него потерянный взгляд. – Ты слышала вопрос?

[indent] Неопределенно пожимаю плечами. Я не слушала, и сейчас его слова звучат так далеко, словно пытаются пробиться сквозь водную толщу, и я старательно концентрируюсь. Но давящие взгляды учеников заставляют нервничать, я, словно каждым нервом под кожей ощущаю точечное жжение от этого.  Вспотевшие от напряжения ладони по-прежнему зажаты между ногами, а я то и делаю, что переплетаю пальцы, глотая комок за комком.

[indent] -  Мы повторяем прошлогодние зелья, - объясняет, подойдя ближе. Он всегда был ко мне лоялен. Понятия не имею почему. Даже говорил, что видит во мне потенциал. – Помнишь, для чего используют безоар? – размеренно произносит и мягко улыбается, словно подбадривая, как маленького ребенка, которому нужно назвать правильную букву в алфавите. 

[indent] Сглатываю, потупив взгляд перед собой. Безоар. Судорожно копаюсь в памяти, ища хоть что-то отдаленно напоминающее это слово.

[indent] - Мы проходили на втором курсе, - маленького ребенка подталкивают, направляя в нужном направлении. Второй курс. – Ты единственная дала правильный ответ, - еще одна подсказка. Ассоциативный ряд, который ни к чему не приводит.

[indent] «Это был не мой правильный ответ», - образы выстраиваются, память рваными кусками показывает тот день. Кэмерон подсказал мне. Это он знал, для чего нужен безоар. Не я. Вспоминаю только, как он пододвигает пергамент с выведенным словом. Ответ. Но сейчас он размыт.

[indent] - Не помню, - шепчу, не поднимая глаз на профессора.

[indent] Раздаются смешки и едкие комментарии. Игнорирую. Привыкла. Знаю, что завалю СОВ в конце этого года и не попаду на шестой курс. Это мой последний год в Хогвартсе. Я действительно стараюсь. Мне легко даются домашние задания (мне даже нравится часами сидеть за их выполнением) или, когда заканчивается урок, и я остаюсь одна, то могу вспомнить нужный ответ. Но в такие моменты, как этот, мысли в панике бьются одна об одну, а слова застревают в горле.

[indent] Слизнорт повторяет вопрос, обращаясь уже ко всем, и я замечаю краем глаза, как многие поднимают руку.

[indent] - Безоар – камень, который используют в противоядиях, - ответ звучит самодовольно. И лишь сейчас, выведенная почерком Дэвидсона, надпись принимает очертания – «противоядие».

[indent] Остаток урока стараюсь удерживать внимание на вопросах и ответах, но моя голова, словно шар, наполненный водой – слышу все приглушенно, и это доставляет дискомфорт. Объявив об окончании лекции, Слизнорт напоминает о том, что в этом году нам всем нужно постараться, ведь в конце года предстоит сдавать СОВ. Я помню.

[indent] Поднимаюсь на ватных ногах, которые затекли от длительного нахождения в одном положении. Пошатываюсь, удерживаясь за деревянную поверхность - голову уносит, в глазах всего на мгновение играет темнота. Моргаю. И не успеваю сфокусироваться, как резкая боль пробивает все тело, и я едва не падаю – кто-то задел меня плечом. С шумом втягиваю воздух губами, не выдыхаю. Парализует. В ушах звенит. Не улавливаю, кто это был, вижу расфокусированным зрением только спину. Но это было нарочно. Вздрагиваю, когда и всё, что лежало на моем столе, с шумом оказывается на полу. И снова задевает. Тошнота подступает, а режущая боль в животе усиливается. Стараюсь сделать еще один вдох. Их забавляет реакция. Слышу лишь собственное сердцебиение, которое готово проломать грудную клетку.

[indent] На дрожащих ногах и проглатывая болезненные ощущения, приседаю, опустившись на одно колено, чтобы подобрать вещи. Из-за звона в ушах не разбираю ничего вокруг. Часто дышу, боясь того, что паническая атака усилится.

[indent] Подбираю трясущимися пальцами листы пергамента. Тянусь за учебником и замираю. Тепло. Случайное прикосновение к чьей-то ладони. Новая волна боли. Одергивая руку, и резко поднимаю глаза на парня, опустившегося напротив меня. Паника и непонимание. Грудная клетка тяжело поднимается и опускается. Смотрю с опаской в его глаза. Карие. Почти черные, и в них нет ни намека на агрессию, насмешку. Скорее... сострадание? Поспешно отвожу взгляд, тряхнув головой. Он захлопывает книжку и осторожно протягивает.

[indent] - Спасибо, - одними лишь губами произношу, забирая свою вещь, больше не поднимая на него глаз.

[indent] Лишь, когда оказываюсь в коридоре, осознание ударяет в голову. Поспешно просматриваю учебник, но не нахожу. Все еще трясет, но болезненные ощущения притупляются. Перелистываю еще раз и еще раз. Выпала. Фотографии не было среди страниц. Резко разворачиваюсь, чтобы вернуться  в кабинет зельеварения, но тут же отскакиваю, избегая столкновения.

[indent] - Прости, -  поднимаю взгляд, виновато произнеся. Передо мной тот самый парень, и снова зрительный контакт.

[indent] У него карие глаза.

[indent] Может он видел фотографию? Мнусь, не решаясь заговорить первой, ведь я даже не знаю его имени (или не помню), но все же тяжело вздыхаю и выталкиваю слова:

[indent] - Ты случайно, - заламываю пальцы на руках. – Не видел там фотографию? – сглатываю и добавляю, конкретизирую. – Маггловскую.  

[indent] Только сейчас взгляд цепляется за эмблему на форме парня. Слизерин. И вот оно, ощущение, когда веревкой перетягивают горло.

[indent] Обычно я не смотрю в глаза, обычно я не касаюсь людей.
[indent] Обычно меня не существует для них.

Подпись автора

[indent] Не понимаю почему, но мне сложно оторвать взгляд от эмблемы со змеей на форме парня. Слизерин. Зацикливаюсь, словно это имеет значение, словно нас всех предопределяет факультет, выбранный даже не нами. Гриффиндор, Рэйвенкло, Хаффлпафф и Слизерин. Четыре дома. Четыре набора личностных качеств, из-за которых мы оказываемся под тем или иным цветом в первый же вечер. В одиннадцать лет за нас решают, какими мы должны стать, повзрослев. И вот мне пятнадцать – на мне все так же, как и в первый учебный день, мантия с отличительным знаком гриффиндорца и все так же, как и тогда, нет ни храбрости, ни благородства, ни честности.     

[indent] Люди (не важно, волшебники или маглы) всегда навешивают ярлыки, делят друг друга на классы. Там, где я родилась, важную роль играют деньги, здесь же – это кровь. Тебя осуждают, тебя презирают, если она грязная, если ты не из знатного рода.

[indent] Происхождение. Словно мы сами выбираем, в какой семье родиться. Будто бы нам всем предоставляют этот выбор. Почему-то принято «упрекать» тем, что от нас не зависит. Помню, в моей прошлой школе всегда старались уколоть тем, кто моя мать - алкоголичка и наркоманка, словно это моя ответственность и я была в состоянии повлиять на эту «неизменную» в моем уравнении жизни.

[indent] - Фотография? – переспрашивает, и фокус внимания сменяется – вижу, как достает из кармана фотокарточку. Ту самую, мою. Но не сразу возвращает, задерживая взгляд на изображении. Желудок отдается болезненным спазмом, словно его сжимают, выкручивают. Под кожей неприятно зудит, из-за чего меня передергивает.

[indent] Судорожно проглатываю скопившуюся жидкость во рту, нервно комкая пальцами свободной руки мантию. Не поднимаю глаз, пристально глядя на фото в его руке. Это единственное, что пока еще удерживает меня наплаву. Человек на фотографии. Мужчина с такими же глазами, как у меня. Мне больше не за что цепляться, кроме как за того, чье имя даже не знаю. За того, чья кровь, возможно, течет по моим венам. Можно подумать, что я ищу причины, чтобы жить. Можно подумать, что что-то еще может измениться. Наладиться. Подлежит ли ремонту моя жизнь? А я? Все то, что в моей голове, собираемое годами, и отметины на теле… Нужно было давно с этим всем (со мной) покончить, но я трусиха, совсем не «храбрая гриффиндорка». Сознательно убиваю себя, но подсознательно ищу спасение.

[indent] - Эта же? – спрашивает, протягивая. Сдавленно киваю, всего на секунду подняв глаза на его лицо, избегая пересечения взглядов. Удивляюсь, когда парень слабо улыбается. Но не мне, а каким-то собственным мыслям. И в этой улыбке нет насмешки, нет презрения. Интересно, что же он мог подумать, глядя на обычный кусок картонки, который для него совершенно ничего не значит? Обычно у слизеринцев совершенно другая реакция на магловские вещи. Никогда прежде не придавала этому значение – для меня все просто люди, даже без разделения на «волшебников» и «маглов». И знали бы они все, как сильно похожи между собой.

[indent] Когда ты всегда в стороне, вне общества, то начинаешь наблюдать за другими, видеть их, даже если совсем не разбираешься в людях. Не понимаешь их. 

[indent] - Спасибо, - тихо проговариваю, дернув уголками губ в подобии улыбки. Аккуратно забираю собственную вещь, боясь случайно соприкоснуться. Нарушить его и свою зону комфорта. – И прости, - извиняюсь за то, что отняла у него время, побеспокоила. Из-за меня он, наверное, опаздывает на следующий урок.

[indent] Только сейчас замечаю, что коридор практически опустел. Оглядываюсь, понимая, что и я уже не успею на историю магии. Но мое внимание снова привлекает голос однокурсника. Не сразу понимаю смысл его слов, они не цепляются за сознание, словно мой мозг нарочно отторгает важную информацию. Но медленно мысль принимает очертания – он знает его? И перед глазами появляется образ мужчины, которого я видела этим летом в окне «Белой виверны». Может это и, правда, был мой отец? Он волшебник? Тревога, смешанная с надеждой, заколотила в груди. Не понимаю, как реагировать на его слова. Не знаю, должна ли. Наверное.

[indent] Но мысль теряется, когда замечаю, как всего на мгновение, он и сам меняется в лице, погружаясь в себя. И снова тот самый вопрос: «О чем он думает?». Это не любопытство. Просто хочу понять, что именно откликается в нем в сложившейся ситуации. Это ново для меня.

[indent] Передергиваю плечами, мотнув головой. Не мое дело. Судорожно выдыхаю, от волнения помяв угол фотографии. Хочу спросить о мужчине, пока парень не ушел, но не знаю, как правильно сформулировать. Дрожь проходит по телу.

[indent] - А ты…? – запинаюсь, хмурясь. Это не то, что мне нужно знать, хотя, возможно, его имя мне тоже о чем-то скажет. – То есть… Извини, - начинает трясти. – Я не знаю, кто твоя кузина, - сердцебиение не дает сосредоточиться, больно пульсируя в висках, из-за чего я еще сильнее сжимаю в потеющей ладони снимок.

[indent] Все же решаюсь посмотреть ему в глаза. Волнение с новой силой бьет в голову, потому что теперь я могу видеть в его взгляде некую печаль. Мне сложно разобрать  эмоцию, но это болезненно отзывается во мне. Мне жаль, что из-за меня, из-за этой ситуации, он нашел в своих мыслях что-то очень неприятное.

[indent] - Прости, - само собой срывается с губ. Я привыкла извиняться, привыкла просить прощение даже, если ни в чем не виновата, но сейчас я чувствую вину за то, что затронула его воспоминания этой… фотографией? И он знает мужчину на ней, и я могу узнать хотя бы имя. Опускаю глаза на изображение, проглотив душащий ком. – Как его зовут? – шепчу, возвращая наш зрительный контакт. Осознаю, насколько странно звучит вопрос, но не знаю, могу ли ему доверять, могу ли объяснить. И все же настороженно произношу: – Кажется, это мой родной отец, - горло сдавливает спазмом, и голос срывается, становясь беззвучным.

[indent] Надеюсь, я не совершаю ошибку. Хотя, правда в том, что даже, если он и посмеется, или еще что сделает, от этого хуже, чем уже есть, моя жизнь точно не станет.

Подпись автора

[indent] Смотрю перед собой, обдумываю происходящее – старательно фокусирую все свое внимание на словах слизеринца, который почему-то остается стоять со мной – кажется, даже не беспокоится, что кто-то потом может над ним подшучивать из-за разговора со мной. Не хочу доставлять проблемы.

[indent] Снова опускаю глаза на фотокарточку, проведя по мужчине, изображенном на ней, указательным пальцем. Всегда знала, что магический мир тесен, но не представляла, насколько все здесь связаны между собой. Казалось бы, случайное столкновение с тем, кого ни разу не замечала (как и он меня) за предыдущие четыре года, может стать судьбоносным для меня - могу наконец-то выяснить, кто изображен на неподвижном фото и кого я видела этим летом в Лютном переулке, но мысли рассыпаются, и я теряюсь, когда парень представляется.

[indent] «Регулус Блэк», - пульсирует в висках, и я невольно вздрагиваю, подняв на него удивленный, даже растерянный, взгляд, совершенно забывая о вопросах, которые хотела задать касательно человека на моей фотографии. Регулус. Разве так бывает? Мне мог помочь, кто угодно, но передо мной стоит…

[indent] - Ты брат Сириуса и Андромеды, - шепчу, фиксирую это скорее для самой себя, чем для него. Случайность, которая выбивает из колеи – он помог мне.

[indent] В памяти всплывает тот вечер, когда мы с Сириусом впервые говорили по-настоящему. О важном, о сложном. О Регулусе. Он боялся, что его младший брат может совершить ошибки под чужим давлением, выбрать неверный путь. О слизеринцах ходит много слухов. Проглатываю скопившуюся жидкость. Но вот мы стоим друг напротив друга и я не чувствую в нем угрозы. Не вижу и того, о чем говорил Сириус – Регулус не производит впечатление того, кто будет слепо следовать за кем-то. Он помог мне в то время, когда мог пройти мимо или поддержать своих товарищей по факультету. Но парень сделал иной выбор, несмотря на то, что его могут осудить за это.

[indent] Внимание никак не переключается на информацию о моем отце – мне сложно так быстро менять ход мыслей. Сложно концентрироваться на нескольких вещах одновременно, но я стараюсь улавливать хотя бы отдельные фразы о человеке на фотографии, но никак не реагирую поглощенная тем, кто передо мной. Странное совпадение. Не понимаю, почему так зацикливаюсь на этом, придавая значение.

[indent] Лето закончилось и все, что было в доме Тонксов, необходимо забыть, вычеркнуть из памяти, чтобы не мучить себя тем, что может никогда и не повториться – ощущение тепла и защищенности. Даже несмотря на то, как все закончилось с Сириусом. Нервно загибаю уголок фотографии, судорожно выдыхаю. Кажется, мое молчание становится неуместным – парень спрашивает, кто я. Ему правда интересно? Вижу, как склоняет голову набок.

[indent] - Генри, - произношу, коротко улыбнувшись. Просто Генри. – Гриффиндорка, прогул которой вряд ли кто-то заметит, - добавляю еще шире, как-то по-детски, улыбнувшись. Попыталась вроде как пошутить, но не уверена в том, что получилось, потому что с чувством юмора у меня явно большие проблемы. – Мне кажется, профессор Слизнорт не слишком строгий, - он никогда не давил на меня с ответом на уроках, никогда не относился пренебрежительно, что удивляло.

[indent] Наверное, то, насколько позже реагирую на слова Регулуса может раздражать или удивлять его, но мне всегда нужно время, чтобы настроиться на разговор, словно мой организм не готов и это для него стресс.

[indent] Регулус завладевает моим вниманием – вслушиваюсь в каждое его слово, но мне не становится страшно от предостережения. Рабастан Лестрейндж – имя моего биологического отца. Человека, который причастен к моему рождению. Человека, которого я никогда не знала. Но всегда представляла в детских мечтах. Надеялась, что он придет за мной и заберет из моего личного кошмара.

[indent] - Хуже, чем есть, он уже не сделает, - стараюсь улыбнуться Регулусу, но выходит натянуто, а глаза начинают покалывать. – Спасибо, это, правда, очень важно, - сама не знаю, почему важно – вряд ли обретенный отец изменит то, что я перестану просыпаться от кошмаров; вряд ли он избавит меня от фобий и шрамов на теле, от меня. – Оказывается, я не грязнокровка, - издаю сдавленный смешок, пожав плечами. Это слово не обижает – скорее, привыкла к нему за эти годы. Точное определение меня, но не имеет никакого отношения к моему происхождению. 

[indent] Снова смотрю на Регулуса, вспоминая слова Сириуса. Вспоминая то, что младший Блэк обижен на старшего. Возможно, он уже простил. Возможно, за это короткое время, после лета, что-то в их отношениях изменилось.

[indent] - Сириус рассказывал о тебе, - неожиданно произношу, почувствовав неприятное давление в груди, словно выдаю чужой секрет. Ты лезешь не в свое дело, Генри. – Прости, я…, - мотаю головой, отводя взгляд. – Не стоит мне, - снова запинаюсь, не находя слов. Почему-то хочу спросить, как он? Просто знаю больше, чем должна. – Меда с Тедом помогли мне летом, - решаю объяснить. – Я бы умерла, если бы не они, - говорю это, чтобы он тоже знал больше обо мне – не люблю вторгаться на чужую территорию, а Регулус знает, что я знаю об их конфликте в семье, а это личное.

[indent] Кусаю внутреннюю сторону щеки. Нервничаю.

Подпись автора

[indent] Тяжесть в груди становится болезненной, потому невольно давлю ладонью, сильнее кусая внутреннюю сторону щеки – Регулус хмурится, поправляя меня, расставляя родственные связи в правильном порядке. Не стоило затрагивать тему его семьи. Чувствую себя виноватой, потому опускаю глаза на фотографию, которая, по-прежнему, в руке – не помню, чтобы видела маму такой счастливой, как здесь, на черно-белом фото. Ее радость не от наркотиков и выпивки – нет, это нечто другое, непонятное мне. Неизвестное мне.

[indent] Сколько себя помню – она никогда не трезвела, иногда обещала завязать, но как только ее отпускало – искала новую дозу или бутылку – чаще, нового парня, который бы разделял ее увлечения. И потом она нашла Джона, а я стала оплатой за продление кайфа. Сглатываю, терзая взглядом изображение молодой счастливой девушки – злость разливается по венам, обжигая, и сводит скулы, а на глаза проступают слезы обиды. Сириус был прав, говоря, что она никогда не любила меня. Пусть задевают и ранят его слова, но... Это правда. Сгибаю фотокарточку вдвое дрожащими пальцами, но не ровно, а так, чтобы загнуть сторону, на которой запечатлена мама, в обратную сторону, оставив только отца.

[indent] - Думаешь, найдешь настоящего папочку? – он смеется, сдавливая пальцами мои щеки, становится коленом на край кровати и бросает презрительный взгляд на тумбочку, где стоит фотография. – Думаешь, ему нужна такая дочь, как ты? Что он скажет, когда узнает, что ты делала, м?

[indent] «Приятно познакомиться, Генри», - вздрагиваю, когда Регулус произносит мое же имя, тем самым выдернув из надорванных воспоминаний. Поднимаю на него слезящиеся глаза, отрываясь от снимка, но пальцами продолжаю ровнять линию  сгиба. Теряюсь. Банальная вежливость со стороны парня, но это вызывает во мне смешанные ощущения. Коротко, но искренне улыбаюсь, не зная, должна ли сказать «мне тоже». 

[indent] И снова предупреждает о Рабастане, снова просит остерегаться, а я стараюсь представить, что он может сделать. Многие почему-то считают смерть наихудшим исходом, я же считаю, что это станет моим освобождением. Забвением. Надеюсь, там ничего нет - верю, что, умерев, исчезну, словно никогда не существовала. Мне представляется, что это как выключить телевизор – «клац» и сознание гаснет.

[indent] - Ты чувствовал себя когда-нибудь запертым в клетке? – убираю фотографию в карман, тяжело вздохнув, и снова отвожу взгляд в сторону, часто моргая, сдерживая слезы. – Чем дольше ты в ней, - набираю как можно больше воздуха в легкие. – Тем меньше инстинкта самосохранения, - заканчиваю свою мысль, заламывая пальцы.

[indent] Хотя кого пытаюсь обмануть – я паникую и пугаюсь всего. Даже сближения с кем-то. Но это не инстинкт самосохранения, а просто трусость, которая не свойственна «львам» - они же храбрые, чего обо мне точно не скажешь. Даже сейчас, затрагивая тему семьи Блэк, меня сковывает страх, что лезу не в свое дело, что мои слова могут ухудшить отношения Сириуса и Регулуса. Может мне не стоило говорить, что Сириус мне рассказал о нем? Нервничаю, переминаясь с ноги на ногу, и как только слизеринец спрашивает про «маменькиного сынка», непривычно быстро выдаю:

[indent] - Нет, - не контролирую тон своего голоса, потому выходит немного импульсивно и взвинчено. – Конечно же, нет, - повторяю тише и судорожно сглатываю, копаясь в памяти. Молчу некоторое время, кусая заусеницу на большом пальце, после на выдохе опускаю руки по швам. – Он сожалеет, что оставил тебя, - почти шепотом произношу, посмотрев прямо в глаза Регулусу. – То есть…, - проникаю пальцами под рукав, надавив  на запястье – отдается резкой болью, притупляя нервы. – Он и вернуться не может, и потерять тебя боится. Думаю, ты для него всё, - хриплю, пожимая плечами. – Но он не знает, что делать.

[indent] Соленая жидкость жжет глаза, а я сильнее давлю на запястье – у меня нет никого, кто бы обо мне беспокоился. Нет семьи, потому не хочу, чтобы они потеряли по собственной дурости то, что у них есть – друг друга.

[indent] - Хорошо, насколько могу знать. Работает в Мунго целителем, и у нее потрясающая дочка, - вспоминаю Дору и непроизвольно начинаю улыбаться, чувствуя, как тепло и ностальгия отзываются в груди. Прошло не так много времени с момента отъезда в школу, но я уже скучаю по этой малышке. – В свои три она очень смышленая.

[indent] Не знаю, увижу ли Дору и Тонксов снова, ведь в их доме я оказалась по воле случая. Это же не значит, что теперь я желанный гость и не доставляю им дискомфорта. Кому нужен подросток с багажом проблем? Даже Регулус сказал, что Андромеда всегда была доброй, всем помогала – может она с детства привыкла подбирать бездомных животных и тащить их домой? Вот и в случае со мной не смогла пройти мимо.

[indent] Поднимаю полный нерешительности взгляд на парня, когда он предлагает пойти куда-то, пока Филч не заметил нас, стоящих посреди коридора – он почему-то не спешит избавиться от моей компании. Шутит, но я слышу в голосе нечто похожее на горечь, когда упоминает брата.

[indent] - Мы уже не общаемся, - зачем-то произношу, ощутив, как боль отдается за грудиной, вспоминая случившееся в конце лета. Моргаю, тряхнув головой, возвращаясь мысленно к предложению Регулуса уйти из коридора в подземелье. – Да, лучше уйти отсюда. Знаешь какое-нибудь место? Я просто, если прогуливаю, то остаюсь в пустой комнате, - вздыхаю, понимая, что не смогу быть полезна в данном вопросе. – А у тебя не будет проблем? – внезапно спрашиваю, не зная, куда деть свои руки от волнения. – Ну, из-за того, что ты разговариваешь со мной? – слизеринцы жестоки даже со своими – это все знают. – Из-за того что помог мне…

[indent] Но все же направляюсь в сторону лестниц, потому что нам действительно лучше двигаться, а не стоять посреди коридора, испытывая удачу.

Подпись автора

[indent] «Каждый день чувствую себя так дома», - резонирует в сознании, откликается внутри черепной коробки, заставляя меня коснуться запястья на левой руке – ногтем давлю на затягивающийся порез, чтобы не зациклиться, не задохнуться под тяжестью собственного прошлого – не уйти в себя, закрывшись. Бегаю зрачками по немного размытому лицу Регулуса, вспоминая тот вечер на крыльце дома Тонксов. Вечер, когда его старший брат был неоправданно честен со мной. Откусываю кожицу с верхней губы, вызывая слабое жжение. Наши истории разнятся, но ощущения, вызываемые ими, схожи. Дом для нас троих равноценен клетке: разница лишь в том, что их клетка золотая, а моя – из поржавевшего металла. Сухо сглатываю, скользнув кончиком языка по губам, смачивая их. Судорожно, но негромко вздыхаю – слеза срывается, и я спешу ее стереть ребром ладони, пряча глаза от слизеринца, разглядывая неровный каменный пол подземелья.

[indent] Интенсивно моргаю, проглатывая скапливающуюся жидкость во рту – горло сдавливает спазмом, вызывая режущие ощущения. Внимание фокусируется на неожиданном жесте парня. Озадаченно, слегка сконфуженно, смотрю на протянутый платок. Нерешительно принимаю, невольно затаив дыхание, напряженно следя за тем, чтобы не соприкоснуться пальцами. Ловлю колкие и быстрые удары сердца, эхом отдающие в ушах. Сжимаю мягкую ткань, выдыхая, освобождая легкие от углекислого газа, позволяя кислороду снова их наполнить. Недолго рассматриваю, не понимая, что с этим делать, но все же вытираю мокрые веки.

[indent] Поднимаю глаза на Регулуса со слабой благодарной улыбкой, но тут же опускаю, теряясь – бладжер – это что-то из квиддича, верно? Хмурюсь, ощутив давящую боль в лобной части из-за активного мыслительно процесса. Не представляю, как он выглядит, но решаю, что похож на мяч, потому киваю, соглашаясь с утверждением Регулуса. В моей прошлой школе часто играли в «вышибалу», где нужно было успеть увернуться от летящего в тебя мяча. Меня всегда «выбивали» одной из первых. Машинально потираю плечо, почувствовав фантомную боль.

[indent] - Никогда не ходила на игры в квиддич, - невпопад произношу, пожав плечами, и с интересом рассматриваю платок, который слабо комкаю пальцами – мне нужно его вернуть? Глубоко вдыхаю через слегка забитый нос и выдыхаю ртом.

[indent] Покусываю нижнюю губу, всего на секунду задержав опечаленный взгляд на мальчике с темными волосами, которые он  периодически взъерошивает – от его слов легкие сжимаются до тянущей ноющей боли. Хмурюсь сильнее, глядя перед собой. Не разговаривают, до сих пор. Кажется, я даже шевелю губами беззвучно, «проговаривая» мысль, отдающую горечью на языке. Прикрываю веки ненадолго, потому что вздрагиваю, чувствуя каждым капилляром кожи, как в ту ночь содрогался Сириус от слез. Ему было больно – настолько, что он не смог ее удержать в себе, как делал всегда. Я же наблюдала, видела. Слышу и в голосе Регулуса проскальзывающую обиду, а может всю ту же скрываемую боль. Проглатываю это встающее поперек горла гнетущее чувство. Все Блэки такие?

[indent] - Нет, не иронично, - не уверена, сколько проходит времени прежде, чем заговариваю хрипло, переминаясь с ноги на ногу и помедлив, добавляю еще тише: – Грустно, - с сожалением смотрю на Регулуса, негромко выдохнув, но резко переключаюсь на фамилию того, с кем он чаще общается, чем с братом и я отчего-то пошатываюсь, дернув волосами. – Поттером? – протягиваю вопросительно, сводя брови к переносице и копаясь в воспоминаниях. – Джеймсом? – как ребенок, угадавший загадку, вторю с внезапно появившимся блеском в глазах, а в мыслях звучит удивленное «ты не знаешь его?». – Сириус о нем говорил, но…, -  запинаюсь, мнусь. – Я не знаю его, - смущенно признаюсь – смутно могу вспомнить, как он выглядит, а из описания Блэка-старшего поняла лишь то, что Джеймс Поттер «чуть ли не знаменитость».

[indent] Регулус не сдерживает смешок, после моей фразы о том, что его брат не знает, что делать. Задевает, ведь правду говорю. Не лгу, а он, кажется, не верит. Злюсь на себя, кусая внутреннюю сторону щеки. Не стоило рассказывать. Сириус, наверное, и не хотел бы, чтобы я его выдавала – это ведь были его мысли, чувства.

[indent] С чего вдруг решила, что мои слова могут иметь вес для кого-то?

[indent] «Не виновата», - наверное. Взгляд цепляется за ладонь парня, которую он то сжимает в кулак, то разжимает. Его брат делал то же самое тогда на крыльце. Они оба сдерживают себя.

[indent] - Вы оба упрямые, - подытоживаю, сглотнув, снова фокусируясь на платке в руке – ощущаю, как щеки покалывают, от прильнувшего к ним жара. Моргаю из-за внезапной мутности перед глазами – голову словно сжимают тисками до хруста. Прикусываю угол губ с внутренней стороны клыком. Нервничаю, потому что влезла в их личное. Замолкаю – надеюсь, не обидела его. – Извини, - слетает виноватое. Пойму, если Регулус развернется и уйдет, но он неожиданно предлагает отправиться к теплицам или в пустующий кабинет – удивленно вскидываю голову, вызывая секундную темноту в глазах. Он предоставляет  мне выбор? Теряюсь. Снова это  непривычное ощущение, но такое теплое в самом центре грудной клетки от того, что кто-то считается со мной. Так странно. Чуть дергаю головой, сбивая завороженность. – Лучше к теплицам, - оживленно отзываюсь, не замечаю, как начинаю улыбаться с какой-то детской непосредственностью. – Сегодня там уроки только у первокурсников и те должны были до обеда закончиться, - со знающим видом добавляю, поднимаясь по ступенькам. – Я часто там бываю, - решаю объяснить, хотя вряд ли Регулусу это интересно. – Мне нравится ухаживать за растениями. 

[indent] Смущаюсь, говоря о своих увлечениях, сцепляя пальцы в замок и зажимаю между ладонями все тот же платок, который понятия не имею, куда девать – его наличие сильно озадачивает. Казалось бы, такая обычная вещь, а вызывает зудящий дискомфорт под коркой черепной коробки из-за того, что не знаю, как должна повести себя. Смачиваю пересыхающие губы кончиком языка, который легонько прикусываю. Ухожу в себя, задумавшись, зациклившись на клочке мягкой ткани, которую мне дал парень, слова которого не фиксируются в сознании, звуча на фоне, отдаленно. Хмуро смотрю под ноги, не быстро идя рядом.

[indent] «Это же мое дело, с кем общаться», - вырывает из тумана, заставляя невольно дернуть уголками губ в слабой полуулыбке. Сириус все-таки был не прав, говоря, что Регулус может поддаться чужому влиянию.

[indent] -  Регулус, - нерешительно зову, а голос звучит отстранённо, вдумчиво или это только мне так кажется? Концентрируюсь на своей руке и слегка выставляю ее вперед, сжимая вещь, из-за которой мысли беспокойно роятся. – Мне нужно его вернуть тебе или…? – поднимаю глаза, вопросительно посмотрев, но избегаю зрительного контакта. Выгляжу так, словно спрашиваю, как правильно взмахнуть палочкой, чтобы нужное заклинание сработало – наверное, для меня это равноценно сложно – магические формулы и социальные формулы.

[indent] Выдыхаю, надеясь на облегчение в легких, а в голове вдруг отдается его ранняя фраза – «летаю за команду», а после отзывается другая, но уже моим голосом «никогда не ходила на игры в квиддич».  Надеюсь, я его не обидела этим.

[indent] - Ты играешь в квиддич? –  вопрос, который должен был прозвучать многим раньше, но поглядываю искоса, с интересом, пока мы приближаемся к теплицам – небо светло-серое, немного парко и душно, но редкий прохладный ветер со стороны запретного леса спасает. – Это, наверное, сложно, - кусаю заусеницу на указательном пальце.

[indent] Замучают ли меня из-за общения с ним? Забавный вопрос для той, у кого никогда не было друзей. Отрицательно качаю головой:

[indent] - До меня точно никому нет дела, - обыденно произношу. – Открою тебе секрет – у меня есть сверхъспособность быть невидимой для остальных, - когда ты с чем-то давно смирился, когда проще оставаться в стороне, ты не придаешь значения своему одиночеству – тому, что об этом не говорят тоном, словно рассказывают о меню, которое было на завтраке.

[indent] Привыкла быть наедине с самой собой и со своими кошмарами. Нет, стой, остановись, не начинай думать, не возвращайся туда. Легко нахожу рану на запястье, впиваясь в нее ногтем, и концентрируюсь на Регулусе, который спрашивает о мужчине с фотографии. Сердце замирает, образовывая давящую тяжесть за грудиной.

[indent] - Не знаю. Сейчас не знаю. Такая дочь, как я, ему определенно не нужна, - честно отвечаю. – В детстве…, - набираю побольше воздуха в легкие, натягивая рукава мантии на ладони. – Хотела, - голос дрогнул на выдохе, а перед глазами пятилетняя Генриетта. Крепко зажмуриваюсь до пятен перед глазами. – Представляла множество вариантов наших встреч, - моргаю, сворачивая к одной из теплиц, где можно будет сесть. – В моем воображении он был олицетворением безопасности, кем-то вроде…, - судорожно ищу подходящее слово. – Героя, который бы..., - шмыгаю, а глаза мгновенно наполняются жгучими слезами, которые я тороплюсь жестко стереть рукавом. – Но героев не существует, - заставляю себя улыбнуться и посмотреть в глаза слизеринцу, неотрывно долго всматриваюсь, словно ищу ответ на вопрос, возникший уже давно. - А ты? Почему не можешь простить брата? – без упрека, просто, чтобы понять, почему будучи настоящей семьей, они не слышат боли друг друга.

Подпись автора