| О ПЕРСОНАЖЕ “ опівночі всесвіт пахне зірками „ «В декабре - я помню - было это полночью унылой. В очаге под пеплом угли разгорались иногда. Груды книг не утоляли ни на миг моей печали об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда – в сонме ангелов – Ленора. Той, чье имя навсегда в этом мире стерлось – без следа». (1402 год; Ирландия)
Отрывок из дневника Элиаса О’Брайена. Легенда гласит, что в ту ночь он вернулся в прошлое с помощью своего изобретения и спас мать, умершую от чумы десятилетия назад, но вернувшись в свое время, маг-ученый не узнал свой дом – на холме возвышался одинокий дуб, а среди живых он так и не отыскал ту, которую любил больше жизни. Тогда же Элиас уничтожил все свои расчеты и записи, которые хоть как-то могли привести к повторному созданию «хорона», но сам артефакт сохранил – он до конца жизни напоминал ему о том, какую цену нужно заплатить за желание изменить прошлое.
[float=right] [/float]Изобретение это известно в наше время, как «маховик времени», точнее его аналог – уже под пристальным руководством Министерства магии Великобритании, спустя столетия, а точнее в 1899 году, его создала женщина по имени Элоиз. Она являлась потомком лучшего друга О’Брайена, который также делал некоторые пометки при создании первого в истории предмета для путешествий во времени. Однако мощность «маховика» не могла сравниться с оригиналом – безопасными путешествия были только тогда, если время отматывалось на несколько часов назад, но изобретательница решила рискнуть.
Потому Элоиз Минтамбл отправилась в прошлое, чтобы достать еще не уничтоженные расчеты, но оказалась в ловушке на пять дней в 1402 году. По возвращении в 1899 год мадам Минтамбл состарилась на пять веков (чего не было при использовании «хорона» О’Брайеном), её сразу же отправили в Больницу магических болезней и недугов, где женщина вскоре скончалась. Известно, что жизнь людей, с которыми Элоиз контактировала в прошлом, сильно изменилась: по крайней мере, двадцать пять их потомков исчезли из настоящего, будто совсем не рождались. К тому же оказалось повреждено течение настоящего времени. Министерству магии стоило больших трудов замять этот скандал. Больше эксперименты не проводились и использование «маховиков» разрешалось только для возвращения на несколько часов назад.
Элиас О`Брайен спустя несколько лет, после трагедии, снова обзавелся семьей, в которой артефакт передавался как семейная реликвия из поколения в поколение. Если кто-то и пользовался «хороном» позже, то об этом ничего не известно – скорее всего, они заплатили за это немалую цену (возможно, даже свою жизнь).
В 1690 году аврор Кормак О’Брайен отправился исследовать Новый Свет за океаном, там же через три года он стал одним из первых 12 мракоборцев в Магическом Конгрессе Управления по Северной Америке. Кроме того, несмотря на события в Салеме, он женился на дочери охотника за головами.
Об О’Брайенах вспомнили вначале 20-х годов этого века, когда Томас и Мэри О’Брайены, [float=left] [/float]которые так же работали в Конгрессе, примкнули к движению Грин-де-Вальда, раскрыв темному волшебнику тайну их семейного артефакта. Но волшебникам пришлось столкнуться с проблемой – «хорон» не работал в их руках. Дело в том, что перед самой смертью Элиас заколдовал «маховик», чтобы тот не попал «не в те руки». Хотя, как по мне, то он просчитался. Суть заклинания была в том, что использовать его изобретение по назначению может только волшебник из его рода и носящий его имя. То есть, он действительно считал, что человек с именем Элиас олицетворение благородства? Х-ха, как бы не так.
Но уже в 1959 году в семье мракоборца Джагхеда О’Брайена и волшебницы из Британии Лиссандры родилась дочка, которой по настоянию Джагхеда, дали имя его прадеда – Элиас. Родители Лис, консервативные британцы, выступили против подобного имени для девочки – молодоженам пришлось пойти на компромисс и вторым именем девочки стало Патриция в честь матери Лиссандры, но никто и никогда не звал ее так. Для родителей и бабушек с дедушками она стала малышкой Эли и никак иначе.
Семья О’Брайенов была довольно известна в магических кругах Северной Америки – Джагхедуу, к примеру, пророчили в будущем пост президента МАКУСА. Да и, не смотря на предательство своего отца, который переметнулся в войне с Грин-де-Вальдом на его сторону, мужчина был на хорошем счету у нынешнего правительства.
Потому следующие события были как гром среди ясного неба для молодой Лиссандры. По неизвестным ей причинам через два года, после рождения дочки, Джагхед принял решение перебраться в Великобританию – изначально это было преподнесено, как всего на «месяц-два для обмена опытом мракоборцев», но затянулось навсегда. Дело в том, что еще до рождения дочери, на первый взгляд, правильный Джагхед О’Брайен был завербован самим Томом Рэддлом, который путешествовал в то время по миру и прознал про «хорон» еще в школьные годы из запретной секции в библиотеке. Как говорится, яблоко от яблони падает не далеко – вот и Джагхед упал недалеко от своего отца. Даже рождение дочери было во имя высшей цели. Он стал одержим идеей геноцида – видимо, 39-45 года в маггловском мире мужчину так ничему и не научили.
Однако рождение Элиас перевернуло ход игры – он [float=right] [/float]и понятия не имел, что кого-то можно полюбить настолько сильно. Но стоило ему взять ее на руки и заглянуть в тогда еще, как у всех новорожденных, синие глаза, внутри что-то с хрустом сломалось и она стала центром его вселенной, его идеей и его самым ценным даром на планете. Джагхед был готов жизнь отдать ради ее счастья. Мистер О’Брайен отчетливо понимал, что ему не удастся соскочить – он поклялся в верности Темному Лорду, а из этой «организации» не увольняются.
Благо, Джагхеду хватило ума еще в середине пятидесятых сказать, что не знает, где сейчас их семейная реликвия (мол, после ареста отца и побега матери в Европу, «хорон» исчез), но он обязательно отыщет. Да, Джагхед О’Брайен поклялся на крови отыскать семейный артефакт. Правда, искать было нечего – он всегда лежал в верхнем ящике комода в спальне супругов.
Переехав в Англию, супруги приобрели дом в графстве Уилтшир, в поселение для волшебников, несмотря на уговоры бабушки Пэтти поселиться в домике неподалеку от них в деревушке Оттери-Сент-Кэчпоул. Хотя Эли больше любила бывать у своих родственников, нежели дома.
Росла девочка активным и любознательным ребенком, а порой очень капризным. Впервые магические способности проявились у нее именно из-за последнего в возрасте полутора лет – во время обеда, Лисса пыталась накормить дочку овощами, но та настолько противилась, что тарелка сама полетела в стену и разбилась. Малышка естественно рассмеялась, а вот миссис О’Брайен испугалась. Позже, когда Эли не разрешали пойти на улицу ночью, потому что там темно – она громко расплакалась и свет во всем доме исчез. Ей было года два или три тогда. Случались происшествия и из-за смеха, и когда она злилась. Родителям уже тогда стало понятно, что ее магия питается эмоциями.
В детстве она любила воображать – постоянно придумывала различные игры, в которые втягивала соседских детей. Ей нравились маггловские сказки – особенно «Питер Пэн», «Красавица и чудовище», а «Робинзона Крузо» она вообще зачитала до дыр. Позже Элиас увлеклась и различными мифами, в чем не боялась признаться. Ее захватывала история о Психее. Психея – воплощение человеческой души. Помимо этого она читала легенды и о волшебниках. К магии девочка тоже питала неподдельный интерес – родители рассказывали ей об элементарных заклинаниях, зельях и кто такие анимаги. Хотя большую часть знаний о магии в детстве она все же почерпнула из рассказов бабушки Пэтти.
Деревушка Оттери-Сент-Кэчпоул была для нее отдельным миром, где она чувствовала себя свободно. Почему дома ей не хватало воздуха – Эли объяснить не могла, хотя одной из причин были папины коллеги с работы. Они выглядели устрашающе в глазах ребенка. Кроме того, ей приходилось ходить с родителями на различные приемы и торжества, где нужно было вести себя подобно «высшему обществу», что совершенно не нравилось свободолюбивой девчушке.
Когда пришло время отправляться в Хогвартс, о котором она грезила годы и уже многое знала от своей старшей подружки Эйлин, Джагхед подарил дочери в качестве оберега кулон – ну, и, чтобы она никуда не опаздывала. Не сложно догадаться, что это был тот самый «хорон», созданный в 1402 году ее тезкой, о котором сама Элиас слышала лишь однажды вскользь.
В первый же день все пошло не по плану – одиннадцатилетняя девчушка собиралась ехать в компании Эйлин, но как оказалось, первогодки должны находиться отдельно от старших. Эли даже не запомнила тех, с кем ехала в одном купе, хотя они воодушевленно проговорили всю дорого, предвкушая, что их ждет.
В тот вечер она оказалась, словно в сказке: возвышающийся замок; свечи под потолком; призраки, приветствующие в школе; портреты, рассказывающие захватывающие истории и движущиеся лестницы, которые всегда приводили не в те коридоры. Но немного отмотаем назад – вот она идет по Большому залу, вот Распределяющая Шляпа, вот ученики за столом Рэйвенкло взрываются аплодисментами.
Новая глава в жизни была начата. Первые два курса пролетели незаметно. Эли не была проблемной, хотя иногда чудаковатой: [float=left] [/float]она могла сутками сидеть в библиотеке за книжками, вести разговоры с обитателями картин и вообще уходить в себя. Она проявляла живой интерес к учебе, хотя иногда засыпала со скуки, ведь итак уже знала то, что рассказывали профессора. Но это было время детской непосредственности: время ночных вылазок с Эйлин за едой на кухню, за что с факультета частенько снимали баллы; «пряток» с Филчем; попыток на спор покормить существ Хагрида и остаться с целой рукой, также на спор поздней ночью разрисовать лица мальчишек чернилами из «Зонко»; время приобретенной аллергии на тыкву, из-за попытки выпить сразу три литра тыквенного сока; фингала под глазом и разбитой губы метлой. А также, это было время некорыстной дружбы.
Каникулы пролетали еще быстрее – во время них приходилось учиться сосуществовать со всеми папиными друзьями и их детьми. Но, если у тебя чистая кровь, то напрягаться особо и ненужно – ты уже де-факто «свой».
Эли передергивало всякий раз, когда речь заходила о делении магов по чистоте крови, но еще больше ее воротило от мысли, что кто-то считает себя лучше магглов. Ей и слово-то это не нравилось – маггл. Они люди, просто им повезло чуть меньше. А в том, что она родилась чистокровной волшебницей – это не ее заслуга, ровным счетом, как и не заслуга всех остальных. Но отец настоятельно просил не высказывать на различных приемах своего мнения, как о чистоте крови, так и отношения к политике в целом. Политикой О’Брайен заинтересовалась внезапно – сначала это были колонки в «Ежедневном пророке», позже – она начала изучать законы не только мира магии, но и магглов – ей нравилась мысль о создании равноправия, а также законов, которые бы защищали права всех магов и существ. Но, если бы она кому-то ее озвучила, то ее определенно сочли за сумасшедшую.
С возрастом чувство справедливости возрастало в ней, как и раздражение от происходящего. Шла война, и она ее чувствовала – ощущала страх родителей и волновалась за отца, который был аврором. Эли считала, что он отказался присягнуть на верность Волан-де-Морту, и ему повезло остаться в живых. В ее глазах он был героем, который продолжал сопротивление. На каникулах он обучал ее некоторым приемам боевой и защитной магии. И при этом он продолжал быть частью тех, кто нес за собой хаос и разрушения.
Весь калейдоскоп эмоций она выплескивала в рисовании – чаще всего она рисовала Вселенную, [float=right] [/float] краски разливались на холсте и все проблемы в сравнении с бесконечностью казались незначительной песчинкой. Просто ничем и она тогда сама становилась никем. Возможно, именно поэтому астрономическая башня была ее любимым местом. Правда, потом приходилось отбывать наказание, если ее ловили там и объясняться, почему с факультета снова сняли очки – кто вообще придумал, что на неё строго запрещено подниматься, кроме как на уроки астрономии? Нечестно.
А потом она влюбилась, да так внезапно, что это выбило почву из-под ног. Это явно не входило в ее планы, но Аарон Селвин, кажется, и не собирался спрашивать разрешения. Хотя он даже и не подозревал о ее чувствах. Эли украдкой наблюдала за ним, осознавая, что недостаточно хороша, чтобы понравиться старосте Рэйва. Ловила редкие взгляды, запоминала короткие разговоры, но случались дискуссии и длиннее (что-что, а спорить Эли любила). Правда, она даже не замечала, когда выставляла себя лучше него, зато замечала – когда это делал он и злилась. Но параллельно, глядя на однокурсниц, она загоняла себя в какие-то нелепые рамки, уничтожая самооценку. Одним словом, дурная.
Она даже пыталась встречаться с грифиндорцем, который проявлял к ней интерес, но не сложилось – он ей казался глуповатым, чем до жути раздражал.
И во втором полугодии пятого курса, после Рождества, что-то заметно поменялось в отношениях Эли и Аарона, а весной они вообще решили стать парой. Как все произошло, пока остается за кадром.
Лето, которое могло стать одним из лучших, превратилось в сущий кошмар.[float=left] [/float] Тот самый матч по квиддичу, на котором произошла кровавая бойня. Эли не сразу поняла, что происходит, а раздирающий перепонки крик мамы застыл в ее сознании. Началась паника – ее толкали и сбивали с ног. Кажется, она даже упала, пока кто-то не вытянул из толпы, потащив в подобие укрытия. Этим кем-то оказался один из Пожирателей смерти. Сбой системы. Всего на мгновение, мельком, но она увидела его лицо. И узнала. Казалось, что огромная бетонная плита раздавила ее – воздух перестал поступать, и она задохнулась. И задыхается до сих пор. В ту ночь Элиас О’Брайен осталась сиротой. Хаос и разрушения. Она и была разрушенной.
Родственники и друзья пытались вернуть ее к жизни – у некоторых даже получалось, у тех, кто не распинался о том, что «нужно жить дальше, родители бы именно этого хотели». А ей хотелось орать во все горло, что родители сами хотели жить. Ярость и дичайшая боль переполняли ее. Она закрылась на недели в кабинете отца, разбирая его вещи. Он же был героем в глазах Эли. Страница за странице в дневнике Джагхеда (раньше его мог открыть только владелец, [float=right] [/float]но после смерти заклинание пало) и разум плавился от слов, выведенных чернилами. Агония. Линзы в розовых очках наивной девчонки треснули. Ее герой оказался тем, кто нес хаос и разрушения. Пожиратель смерти. Она узнала и о тайне своего рождения, и о том, как он клялся в верности Волан-де-Морту. Ее стошнило, когда пришло осознание, что она рождена лишь для того, чтобы стать «ключом» к прошлому. В ее голове не укладывалось, что еще до своего рождения ее душу продали дьяволу. Даже ее имя было не потому, что оно подходит, а потому что так надо.
Крупица за крупицей в голове складывалась картина того, что происходило с ней всю жизнь – ее использовали. Даже ее отношения оказались под сомнением. Паранойя сжирала заживо. Все, что она знала и понимала, превратилось в пепел. Она сама стала пеплом. Она боролась с желанием воспользоваться артефактом, чтобы вернуться в прошлое и тем, чтобы избавиться от него. Но ни того, ни другого не сделала – побоялась последствий.
Время неумолимо подходило к сентябрю, а это значило, что скоро ей придется вернуться в школу – в стены, где она больше не чувствовала себя в безопасности. Эли не знала, понял ли он, что она увидела его лицо в ту ночь на матче. Не знала и того, сможет ли воплотить свой план в жизнь. Она знала лишь то, что ее мир больше не будет прежним и нужно учиться существовать в нем – стать хаосом и разрушением. Стать дочерью своего отца – тем более, в октябре ей исполнится семнадцать. За нее все решили – так почему бы не подыграть?
К тому же, письма с «незнакомцем», после гибели родителей, приобрели иной характер – ему она верила больше, чем себе. Кто он? Пусть пока это останется тайной.
 Надеюсь, «шалость» удастся.
//внимание спойлер: шалость не удалась - продолжение под анкетой. | |