[indent] Хогвартс обычно территория нашего нейтралитета. Хогвартс обычно то место, где мы перестаем быть родственники, пока оба находимся в своих компаниях. И всё, никаких пересечений, редко в коридорах, когда даже не здороваемся почти. В этот день ты тоже должен был пройти мимо. Я не должна была замечать, не должна была отворачивать голову от тебя. Должна была как всегда смотреть в глаза. Ты меня приучил к этому, брат. Научил, что только так можно избежать участи болезненной. Или же нет, просто давал возможность дышать, пока мы были в стенах, где притворяться было необязательно. Где притворяться, что мы счастливы наедине - это ненормально. Это неправильно, в стенах той школы, где идет изначальное разделение, как по обе стороны изгороди. Мы бы не встретились, если бы тебя не взбесило то, что я проворонила взгляд, углубившись в учебник. Книги и знания были на первом месте, книги, которые создавали миры воображения, заставляя расцветать жизнь под кожей, стирая неприятные воспоминания. Да и под мантией синяков не видно. Сколько ни старайся, не будут видны отметины, указывающие на хозяина.

[indent] В Хогвартсе слишком много портретов, что следят за многими, от того не выгодно показывать себя в плохом свете. Возможно, о тебе расскажут директору, возможно промолчат, боясь быть разрезанной кем-то картиной или сожженной, не успевшей уйти с рамы своей, став частью чужой картины. Из-за не страшно так чувствовать родной взгляд, что прожигает нелюбовью. Что прожигает недовольством и ненавистью тягучей. Как перчатка на горле, что сжимает болезненно с каждой секундой, не давая дышать. Я просто не подняла вовремя голову, не улыбнулась вовремя, будто нет между нами границы и пропасти, в которую можно слететь, не задумываясь. А внизу этой пропасти шипы, что могут быть кровью заляпаны, что могут забрать каждый миг жизни. Вот так, из-за падения эмоционального, что рвется иногда из груди, потому что болезненно. Болезненно на брата смотреть и стараться остаться сильной, стараться быть на равных, смотреть в глаза и не злиться внутри, потому что тот всё равно сильнее.

[indent] - Элеазар, пожалуйста, - иногда имеет смысл взывать к совести брата, иногда это помогает, иногда злит последнего. Сегодня, похоже, особенно злит. Я чувствую, как смыкается рука на предплечье, заставляя смотреть во все глаза на старшего, будто в усмешку себе - до этого я не посмотрела вовремя. Смотреть, пытаясь в душу заглянуть. Не находя ответов вовсе, которые должны были быть где-то в родных глазах. Сжимающаяся рука на предплечье горит болезненно от давления. И, кажется, я сама накрываю чужую руку, стараясь успокоить. Как-то успокоить брата, что не успокоится сегодня. Точно знаю. Не первый раз такое происходит. Мы слишком связаны тем, что носим кровь одну, тем, что есть это болезненное притяжение друг к другу. Болезненные синяки и все еще взгляд, в котором обиды на брата больше, чем чего-то другого. Можно было бы ненавидеть. Можно было бы. Если бы оставались иногда воспоминания о чем-то теплом, где-то далеко, где-то внутри. Не дозваться до этого. От того больно не от смыкающихся пальцев, а от точки отношений, к которой брат с сестрой дошли.

[indent] - мне больно, брат, - губы кусать приходиться, потому что всё это, происходящее, значительно. Пусть они в школе, пусть тихо в коридоре - или это у меня звон в ушах уже, что отдается вибрацией по телу. Желание спрятать лицо в братское плечо возникает огромное, чтобы не поняли, что мы ругаемся так. Чтобы не было понимания у кого-то, что это относительная норма отношений наших. Мы тонем в этих отношениях, в этой боли и страхе с агрессией. И это безумие - семейное, потому что родители не говорят ничего - отец молчит, мать только губы поджимает. Один - наследник, другую можно замуж выдать дорого. Вся ценность к этому сводится только. Им можно не говорить об этом, не вбивать что-то в головы, у них с детства есть рамки, что не могут они переступать. Идеальные эти дети. Идеальные для отцовских друзей с друзьями матери. Даже факультеты родителей устроили, даже факультеты их фамилии подходят. От того отец не говорил ничего. От того дети могли не ходить вдвоем по одним коридорам, не были рядом. Потому что каждый тянулся к другому, чему-то отличному.

[indent] Но вот мы здесь. Снова я вижу глаза брата, снова хочу спрятаться от него, пусть и вижу, что не поможет. Всё равно найдет, всё равно сделает так, как ему хочется. Всё равно я уже уступила и была не права. Всё равно Элеазар злится сильно, даже внешне злится, сжимая руку с каждой минутой сильнее. У меня кажется, даже слезы текут по щекам от боли. От того, что брат всем нутром своим - выше, сильнее. Будто снова показывает, кто хозяин в доме. Мне нельзя спорить, пусть сейчас моё упрямство, оно тоже дает возможность все еще глядеть в глаза, пока позволяют глаза, наполненные слезами.

[indent] - пожалуйста, - я повторяю, когда слышу чужие шаги в коридоре, потому что страшно это, найти вот так двоих, что кровью повязан. Не лучшая их сцена, которую стоило бы обойти. Слизеринцы так и делают - никому с Трэверсом связываться не хочется, да и, кому нужна девчонка, что сама "виновата всегда". Никому, верно. Но примечаю я знакомую эмблему и лицо знакомое, думая о том, что стоит Элиас лучше сбежать или молчать, не привлекая внимания. Потому что чужое безумие - безгранично. Оно может ломать.

Подпись автора

world isn't perfect, marriage is too